Статья опубликована в энциклопедическом словаре "Этика" (М.: Гардарики, 2001) (с) А.Смирнов 2001

вверх

А.В.Смирнов

Хал

Хал (мн. ахвал) – понятие, широко используемое в философии и других теоретических дисциплинах в исламской мысли и  обозначающее “состояние”. Термин имеет широкий спектр значений. Напр., Ибн Сина поясняет, что действует причина или нет, зависит от ее “состояния”, в к-рое включается наличие условий (шурут), отсутствие препятствий (мавани‘) и пр. В суфизме под хал понимается, как правило, душевное состояние человека, фиксируемое в данное мгновение и определяющее степень его “близости к Богу”. В религиозно-правовых и этических теориях исследование и классификация ахвал составила своеобразную “аффектологию”. Она сводится к описанию отношения того или иного душевного “состояния” человека к его “намерению–действию” (см. Мусульманская этика) и оценке влияния этого душевного состояния на совершаемые человеком действия. Поскольку “намерения–действия” оцениваются как “хорошие–дурные”, “правильные–неправильные” (см. Хасан, Сихха), аффекты оказываются поощряемыми или порицаемыми в зависимости от того, как они влияют на правильность намерения, влекут ли они правильность или неправильность действия и, соответственно, будут ли совершаемые действия хорошими или дурными.

В целом можно сказать, что состояния души располагаются между полюсом, представленном стыдливостью, или застенчивостью (хайа’), и полюсом, представляемым заносчивостью, или гордостью (кибрийа’). По мере удаления от первого и приближения ко второму душевные состояния все более и более портят (фасад) совершаемые человеком действия, поскольку разрушают правильность движущих ими намерений. Общим выражением идеи хороших состояний души можно считать понятие богобоязненность (такван), тогда как для плохих можно считать представительными такие понятия, как лицемерие (мунафака), двуличие (рийа’), нечестивость (фаск; эти понятия в исламской мысли достаточно ясно определены и отличаются друг от друга). Боязнь Бога связана со страхом (хавф), к-рый обычно понимается в прямом смысле, как испуг перед имеющейся или возможной опасностью, в связи с чем возможно обращение к Богу с мольбой (раджа’) о ее устранении (такое обращение считается правильным и не означает жалобы на Бога). Вместе с тем понятие “богобоязненность” имеет собственное звучание, к-рое и делает его общим выражением хороших аффектов. Богобоязненность – это не боязнь какого-либо зла от Бога, а прежде всего – боязнь того, что намерение окажется неправильным и совершаемое человеком дело пропадет. Что касается лицемерия, двуличия, нечестивости, то и в определении этих категорий главным оказывается несовпадение внешнего и внутреннего аспектов выражения веры, несоответствие подлинного намерения человека и совершаемого им действия. Отношение “намерение–действие” (см. Фи‘л, Ниййа) и в данном случае оказывается основой классификации аффектов.

Это понимание аффектов имеет свои исторические корни. Хадисы очень устойчиво подчеркивают противопоставление “заносчивых верблюдоводов и коневодов” “застенчивым овцепасам”: первые противились принятию религии, вторые, напротив, проявляли мягкость и готовность принять Божье слово. Первые проявляют горделивость (фахр) и кичливость (хуйала’), тогда как вторые – спокойствие, умиротворенность (сакина). Хотя названные качества довольно стойко ассоциируются с занятиями людей, дело не сводится к этим занятиям как таковым. Об этом свидетельствует другой хадис, в к-ром коневодство рассматривается как порицаемое или одобряемое в зависимости от того, каковы намерения коневода. Тому, кто держит лошадей для Божьего дела, это засчитывается как хороший (хасан) поступок. Хадис специально подчеркивает, что в число добрых дел, к-рые будут засчитаны такому человеку, попадает случай, когда лошадь, отвязавшись, уйдет пастись и напьется у реки, даже если тот человек не хотел ее напоить: тем самым делается исключение из правила о том, что “действия расцениваются в соответствии с намерениями”, и такое исключение специально оговаривается. А для того, кто держит лошадей из гордости, противопоставляя себя мусульманам и вредя их делу, лошади оказываются греховным бременем (визр). В этом хадисе очевидна связь между пониманием полезности или вредоносности действия и оценкой того или иного душевного качества. Это подтверждается и другими хадисами. Как явствует из них, горделивость, высокомерие и тому подобные качества объединяются общей чертой: все они служат выражением нежелания людей принять новую веру – ислам. Особо хадисы подчеркивают отрицательное отношение к тем, кто кичится своей роскошной одеждой и “волочит ее по земле”: такого человека проглотит земля вплоть до Судного дня, ему не будет пощады в день Воскресения. За этим ясно просматривается приниженность и обида первых мусульман на тех, кто кичливо противопоставлял новому учению свое богатство и высокое положение в обществе, и еще долгое время скромность в одежде входила в мусульманский этикет, а отсутствие шлейфов на платьях во всяком случае осталось нормой. Что касается застенчивости, то, по свидетельству хадисов, Мухаммед неоднократно объявлял ее частью веры (’иман), заявляя, что она “приносит только хорошее”. Застенчи­вость гарантирует правильность намерений и неиспорченность действий, а значит, и сохранность веры, которая и состоит в принятии убеждений, сопровождающихся и подкрепляемых действиями. Это положение оказалось весьма стойким в арабо-исламской культуре: как подчеркивают поздние авторы, застенчивость является первым признаком сознательности, проявляющимся в юноше, что свидетельствует о том, что он приближается к зрелости и становится этически ответственным.

“Утилитаристская” классификация намерений (см. Манфа‘а) вполне совпадает с тем, что предполагается классификацией аффектов и их ранжированием между застенчивостью и высокомерием. Это совпадение обеспечивается общим базисом – пониманием того, что и то и другое оценивается в зависимости от приносимой пользы. Согласно исламскому воззрению, вера дана людям, дабы обеспечить их пользу в этой и загробной жизни, а потому оценка аффектов с точки зрения их влияния на исполнение требуемого верой вполне согласуется с той, что исходит из утилитаристского понимания намерений, при условии, что “польза” понимается как обеспечиваемая религией.