Аль-Кирмани, Хамид ад-Дин. Успокоение разума   (введение, перевод с арабского и комментарии А.В.Смирнова). Москва, Ладомир, 1995.

пояснения

вверх

После того, что мы сказали о бытии души, и какова она, мы приблизились к познанию ее, так что не трудно будет нам постичь оное. в ней есть такое, чего нет у природных вещей и небесных светил, от коих произошла она, например, питание, рост и способность выбирать (ихтияр). А такова она не благодаря тем небесным светилам, но благодаря тому, что есть в ней как бы восприемлющее. А как сие существует для нее и в ней, поясним на примере солнца, которое чернит кожу, тогда как в лучах своих черноты не содержит; или на примере гнева, от коего тело бросает в жар, тогда как сам гнев жаром не обладает; или на примере точильного камня, заостряющего железо, хоть сам остроты и не содержит. Итак, она в самости своей воспринимающая и в бытии своем форм и знаний не имеет (также как тело ее в своем бытии не имеет одежды) и нуждается в том, чтоб воспитать себя (также как тело нуждается в одежде, питании и уходе); счастье же ее – в обретении форм и стяжании, как то ей удастся (также как счастье ее тела – в достатке и обновлении, как то ему удастся) .

Изначально в своем бытии душа невежественна. Невежество – это отсутствие истинных знаний в самости. в сем она бывает двояка, причем в одном случае она лучше и выше, чем в другом. Более высокое состояние – ее невежество, когда не имеет она форм познаваемого; более низкое – когда обретенные ею формы познаваемого противоречат и не совпадают с познаваемым. Это и есть несчастье и величайшее испытание. Посему простонародье и подлый люд, подчиняясь велению своей смеси, дьявольские наущения и советы, портящие и ведущие их к гибели, приемлют {328} скорее, нежели наставления добродетельных старцев, ради их благополучия даваемые. Итак, она свободна от форм сенсибельного и умопостигаемого, оных не имея так же, как белый лист бумаги или незаполненная дощечка для письма, или же чувства, когда им нечего постигать; и знания она лишена, имея из оного лишь природно-обусловленное своей смесью и связанное с ее телом. Так потому, что она потенциальна; в таком состоянии она – как материя, потенциальная субстанция, готовая принять то, что исполнит ее самость.

Поскольку она такова и знания не имеет, то и сказал Всевышний: «Бог изводит вас из утроб матерей ваших, тогда как вы ничего не знаете»(1); и пророк (да благословит Бог его и род его!) сказал: «Всякий новорожденный рождается в лоне ислама, родители же делают его иудеем, христианином или огнепоклонником». Это означает, что всякая обретшая бытие душа чиста, индивидуальна и свободна, не имеет ни формы, ни знания, ни исповедания, ни мысли, а обретает исповедание и знание благодаря научению наставников, из коих ей всех ближе родители. Они, как знают, учат ее, и если они огнепоклонники, то и она становится огнепоклонницей; если они христиане, то и она становится христианкой; если они иудеи, то и она становится иудейкой; а если они мусульмане, то и она становится мусульманкой. А если бы душа изначально имела в своей самости форму – в смысле знания, не связанного естественным образом с интересами ее тела, то, обладая оной, она бы привходящее (т. е. новые формы знаний.– А.С.) не могла принять. Ведь принимающий форму не должен иметь в своей самости никакой другой, а иначе то воспрепятствует ему принять привходящее. Например, как известно, слух не может принять и понять смысл другого звука, если уже занят каким-то звуком; или же гемма не может принять другое изображение, пока не стерто первое; или же вода, принявшая красный цвет, не может принять другой цвет как таковой. Итак, душа свободна [от форм] в своей самости; она, как мы сказали,– природно-возникшая жизнь.

Хоть и говорят о ней, что она душа или же дух, но тот смысл, благодаря которому она есть то, что она есть,– это жизнь. Оба эти названия верны и за пределы жизни не выходят: душа живая и есть душа, и то же относится к духу. Если живого, могущего и знающего человека мысленно {329} лишить знания, то с устранением оного не исчезнет ни могущество его, ни жизнь; если же отнять от него жизнь, уйдут и знание, и могущество, и вообще все, что с жизнью связано и благодаря ей существует. Поскольку она сбирает все эти атрибуты, будучи таким образом воспринимающей их, то она и есть основа существования всего прочего, и ничто другое ей не предшествует. Итак, она – сущая в мире Природы жизнь с воздвигнутыми для нее божественной мудростью предустановленными орудиями, воспринимающая все, что должно ей воспринять из форм, схожих с той изначальной, сотворенной жизнью, о которой говорилось во введении сей книги. Занимая этот свой ранг, она не может быть актуальной субстанцией, ибо субстанция есть нечто самостоятельное, она же становится(2) благодаря стяжанию того, что делает ее иной, то есть не такой, какова она. Нельзя о ней сказать и того, что она – актуальный разум (хоть о людях и говорится, что они разумны), ибо в сем своем ранге она потенциальна, но, практикуя обязательные в вероисповедной общине обряды, ритуалы и божественные установления, она станет актуальным разумом, и тогда будет поистине разумной.

А говорится о ней, что она – душа, потому что от нее исходят действия в соответствии с ее смесью и изначальной природой. Если же исходящие от нее действия обусловлены волей к стяжанию счастья и удалению причин страдания, тогда она – разум для душ, тогда она получает все то, что переместит ее с ее ранга на ее конечный предел. Потому она – последнее из сущего и его второй предел, также как та сотворенная жизнь (то есть Первый Разум) есть первое из сущего и его первый предел; поэтому она – завершение круга творения. Все осуществленное мудростью ведет к ее совершенству; и вот, поскольку она в бытии своем восходит к тому пределу, что в основе и местоположении своем соответствует той изначальной основе (т.е. Первому Разуму.– А.С.), на сию жизнь оказалось изливаемо истечение; сия жизнь восприемлет, а та (т.е. Первый Разум.– А.С.) сопрягается и с ней совокупляется – и вот они соединяются воедино (о чем мы еще будем говорить), в ней возникает то, что образует ее совершенство и направляет ее самость к достижению второго совершенства, а именно те действия, что происходят от поддерживающей их причины, ее самости присущей, благодаря коей они выходят на арену бытия {330} и поднимаются к стремлению (шавк). Стремление – их универсальное имя, а по каждому предмету стремления (муштак) они получают индивидуальное, определяемое тем предметом имя. Итак, стремление является поддерживающей причиной того, что возникает в ней (душе.– А.С.).

Поскольку по своей самости душа потенциальна, ущербна и нуждается в тех дарующих ей счастье знаниях, в которых заключено ее совершенство, и поскольку в ее самости в силу ее ущербности и того, что она чувственная, имеется потребность, влекущая ее к тому, что удовлетворило бы ее, и поскольку сия потребность и есть стремление, то она, таким образом, обладает стремлением, однако это стремление, как и она сама, потенциально. Когда же ее чувства встречаются с ощущаемым, она крепнет, огонь ее разгорается и вспыхивает, и благодаря стремлению она актуализируется, толкаемая им на осуществление тех действий, что сим стремлением обусловлены в каждом из состояний ее самости. Посему стремление по рангу предшествует тому, что возникает в душе и что стремлением не является, тому, благодаря чему обретается совершенство (хотя вместе с тем актуализация стремления и зависит от актуальности ощущения). Стремление в зависимости от своего предмета может иметь различные названия (как и душа именуется по-разному в зависимости от своих действий).

Если предметом стремления служат наслаждения, тогда оно является страстью (шахва). Таковое относится и к растительной, и к чувственной душе и связано с телом, ибо способствует обретению материй для его сохранения. Страсть распадается на разновидности, из коих каждая имеет особое название. Так, страсть к еде – это голод, к воде – жажда, к совокуплению – похоть, и так далее.

Если же предметом стремления служит возмездие, то это – негодование. Негодования лишены многие животные (например, черви и другие, с ними схожие), у которых тело защищено извне благоприятной для них средой; оно свойственно тем животным, что стоят выше по своей смеси, тонкости и умеренности. Восприятие негодования характерно для действий той смеси, что отличает чувственную душу, действий, направленных на сохранение и ее тела, и ее самости. Тело охраняется от того, что может так или иначе навлечь на него порчу извне, будучи ему враждебно и противоположно; либо таковое изгоняется, либо душа от него {331} отстраняется. Тому есть много названий, смотря по тому, каково негодование и проистекающее от него действие, как-то: жалоба, порицание, злоба, вражда, ненависть; если проистекающие от того действия сопровождает могущество, то они суть оскорбление, избиение, заточение в узилище, умерщвление, беспощадная расправа и тому подобное; если же могущество их не сопровождает, то – бегство, отстранение, враждебность и тому подобное. А самость ее охраняется от того, что может ее погубить; тому есть много названий, смотря по тому, каково негодование и проистекающее от него действие. Если оно относится к гнусным безобразиям, коим противится и от коих бежит душа, то это – гордость (анафа); если – к порицаемому, то это презрение (хамийя); если – к связанному с низостью и подлостью, то это возмущение; если – к скверным и греховным делам, вредным и постыдным для самости, влекущим недовольство, то это порицание, джихад и свершение [необходимых] действий, и тому подобное.

Если же предметом стремления служит завоевание счастья благодаря познанию предшествующих поддерживающих причин и исполнение предписываемого поклонения и послушания, то такое стремление есть воля (ирада). От нее проистекают действия, каждое из которых носит свое имя. Когда душа, почитая то за благо, стремится не допустить обмана и всякую вещь вернуть ее хозяину, то это честность (амана); когда стремится исполнять божественные приказания, во всем им следуя, это вероисповедание; когда стремится обрести близость к Всевышнему – о чем сказал пророк (да благословит и приветствует Бог его и род его!): «Ближе всего бывает раб к Богу, простираясь ниц»,– занять душу тихой беседой с Господом и благоговейно смириться пред Ним, это молитва; когда искренне и не по обязанности стремится к благу исполнения должного во имя Божьей милости, это очистительная милостыня; когда стремится обуздать похоть души, это целомудрие; когда стремится укрепить душу в следовании божественным установлениям и нормам, закалить ее в горниле божественных предписаний и запретов, это пост; когда стремится уподобиться Божьим границам, пророкам, посланникам и приближенным ангелам в свидетельствовании храма поклонения и отправлении его обрядов, это паломничество; когда стремится получить от Бога блага, это мольба; когда стремится к {332} утверждению правды, это правосудие (адль); когда стремится помочь притесняемому, это милосердие; когда стремится уравнять обе стороны и удержать с притеснителя в пользу притесняемого, это справедливость (инсаф); и прочее, сему подобное и ему противоположное, для чего всего есть у воли свое название. Все эти воли появляются в душе как завершающие, по прошествии им предшествующего в ее бытии; они направлены на благо ее самости, завершая и выправляя ее. Сии воли суть характернейшие из действий ее ради самой себя, а не ради своего тела. Что ж до их противоположностей, то они определяются смесью, качество которой и обусловливает проявление их в сущей от оной смеси душе, которая не придерживалась законоустановлений вероисповедной общины и не соблюдала их.

Таким образом, стремление, кое есть иное выражение для потребности души, распадается на страсть, негодование и волю. Сими тремя усиливается и становится совершенной душа для исполнения действий в согласии или неприязни, ища и убегая, привечая и отворачиваясь, любя и ненавидя, в дружбе или вражде, в страхе или спокойствии, в довольстве и негодовании; из оных возникают в ней нравы, определяющие ее действия, как мы о том писали в «Приметах веры» и «Короне разумов».

Все вышеперечисленное возникает постепенно, одно за другим; совершенство же [достигается] при достижении предела, благодаря которому исчезает все, что должно исчезнуть (ведь известно, что поскольку стремление проистекает от нужды и ущербности, а с достижением совершенства исчезают нужда и ущербность, то с их исчезновением исчезает и стремление, от оных проистекающее), кроме связанного с ее самостью стремления к объятию неподвластного. Сие стремление для нее, стремящейся, выливается в восхваление, прославление, превознесение и возвеличивание. Сие стремление – величайшая конечная цель; бывает же оно, когда ее ранг – тот же, что ранг Разумов, разумеющих собственные самости, кои суть разумеющие, разумеемые и разумы.

Когда оказывается в душе это стремление, она, побуждаемая теми формами, в коих нуждается, взыскует исполненности своей самости; тогда в ней возникает ощущение сенсибельных вещей, что вне ее и одной с ней природы. Первой полноты своей достигает она, обретая их формы {333} уготованными ей и в ее тело внедренными орудиями, при посредстве коих она пополняется и стяжает, будучи в своей самости, как мы ранее говорили, подобна белой бумаге, обработанной рисовым отваром и крахмалом, свободной от письмен, готовой принять все, что ей встретится. Душа принимает формы сенсибельного благодаря некоторым внешним посредникам, кои воздвигнуты потому, что ни ее, ни сенсибельных вещей самих по себе недостаточно для ее совершенства, но необходимы еще и подобные [посредники]. Так, восприятие форм через глаз совершается при посредстве воздуха и света: отпечатывающиеся в нем формы, цвета и качества передаются силе зрения в глазу, когда свет оказывается напротив и соприкасается с поверхностью зрачка. Тогда глаз ощущает их и окрашивается их цветами; а не будь света, глаз не смог бы с ними соединиться. Глаз – лишь один из органов чувств, коими душа восприемлет; сие восприятие именуется улавливанием вовнутрь. Для воспринимаемого ухом посредником служит только воздух, соприкасающийся с ухом и соединяющий его с тем местом, откуда исходит слышимый звук: когда частицы его приходят в движение, душа ощущает, не нуждаясь при этом в свете. Что ж до расстояния, на котором воспринимается звук, то это зависит от силы звука, приводящего частицы воздуха в движение. Для постигаемого обонянием посредником служит воздух (однако запахи воздух переносит, только если есть обоняние); обоняние зависит от силы запахов и от того, насколько они распространяются в воздухе. Что же до вкуса и осязания, то тут не требуется посредство воздуха, и они осуществляются при непосредственном соприкосновении.

Все это – улавливание внутрь. в этом состоянии душа не схожа с теми формами сенсибельного, кои может случиться ей обрести, как и формы сенсибельного не схожи с ней, но не потому, что их субстанции друг другу противоположны, а потому, что они ущербны, и потому, что, будучи потенциальны, они нуждаются друг в друге, чтобы стать актуальными. Когда благодаря органам чувств ощущающий встречается с ощущаемым и чувство постигает предмет своего ощущения, принимая его форму, они, став схожими, соединяются и становятся актуальными; этот – актуально-ощущающим, а то – актуально-ощущаемым. Так же качественно не схожи железо и огонь, но железо, {334} принимая форму огня, становится подобным огню, а огонь, воздействуя на железо – подобным железу: здесь не сам огонь оказался в железе, но именно его воздействие, благодаря коему железо стало таким же, как огонь. Так же не схожи одно с другим белое полотно и шафран, но если полотно примет шафрановую краску при посредстве влаги, доносящей ее в глубины полотна, то оно станет желтым подобно шафрану: здесь не сам шафран оказался в полотне, но его воздействие, то есть краска, оказалось в нем, так что полотно стало таким же, как шафран. Итак, чувственная душа принимает сенсибельные формы, и те становятся в ней актуальными и (благодаря сходству с душой и связанности с ней воедино) такими же, как она. Эти формы, принятые и хранимые в самости [души], не таковы же, как были вначале в ощущаемом, но здесь они отделены от материи и имеются сами по себе. Так достигается первое совершенство души.

Достигнув сей ступени, когда самость ее единолично обладает этими формами, душа поднимается над соотнесенностью со скотами и зверями и подходит на пути достижения сходства и соотнесенности с вышестоящим к тому порогу, преодолев который благодаря получению [знаний] (истифада) она превращается в приобретенный полученный (муктасаб мустафад) разум. Роль материи в ней выполняет то, что, как мы говорили, происходит от природной смеси, а роль формы – приобретенные чувствами знания и благодать исполнения законов поклонения, кои суть причины ее выправления и превращения в пребывающую субстанцию в силу соединения ее с пребывающим.

Благодаря этому в душе возникает действие, именуемое представлением (тахайюль). А именно: когда чувство устремляется к тому, чтобы принять извне формы сенсибельного, принятие их становится поддерживающей причиной существования представления, кое есть воздействие на формы и качества их, воспринятые и хранимые как таковые (т. е. без их материи.– А.С.). Уловленные чувствами и оказавшиеся в самости души формы (каковые формы стали с душой едины и суть для нее первое совершенство) становятся предметом действия души, которая их комбинирует и уравновешивает. Исполненность и свершенность этого действия проистекают от объятия сих принятых форм; так же точно исполненность и свершенность ощущения проистекают от {335} ощущаемого. Поскольку сии сенсибельные формы – первое совершенство души (также как для тел длина, ширина и глубина – первое совершенство) и поскольку формы интеллигибельного как таковые для нее – второе совершенство (также как все искусственные формы и качества – второе совершенство для тел), то они, эти оказавшиеся внутри [души] формы сенсибельного, являются для нее предметом воздействия, принадлежащим ее самости, на который она самостно воздействует, представляя и уподобляя.

Ощущение и представление суть два действия души. Когда она воздействует на сенсибельное и постигает его вне себя, это ощущение; когда она воздействует на эти полученные от сенсибельного формы как на то, что для нее является сенсибельным (даже если само сенсибельное для нее уже не наличествует), это представление. Одно из этих двух действий внешнее, а другое внутреннее. Ее состояние и занимаемая ею ступень выше, когда она совершает одно из них: воздействуя на сенсибельное, являющееся материей и формой и находящееся вне души, она воздействует на телесное и материальное, а когда воздействует на то же, отдельное от своей первоматерии и материи, то есть на форму сенсибельного, имеющегося внутри [души], то совершает духовное, отстраненное от первоматерии действие; она высока тем, что в этом действии не нуждается ни в помощи чувств, ни в своем теле, в то время как в том действии ей без такой помощи не обойтись. Оба этих действия суть единое действие, однако различие предметов делает их двумя действиями. При этом представление, то есть воздействие на отделенную [от материи] форму, практически всегда сопутствует тому, кто обладает чувством, ибо чувство производит представление, как только встречает сенсибельное. Поэтому представление действует вместе с чувством: как чувство действует вовне, так представление – внутри. Ведь известно, что производит эти два действия одна и та же самость, и когда наличествуют постижение (идрак) и понимание (фахм), производимые ощущением (кое есть действие извне), почти всегда есть и память и мысль (фикр), производимые представлением (кое есть действие изнутри): потребность в одном такова же, как потребность в другом, и действие это со всех сторон является утвержденным, и одно другому (ощущение представлению.– А.С.) предшествует только по рангу. Здесь дело обстоит так же, как с воском, {336} принимающим и сохраняющим отпечаток: ни сохранение [отпечатка] не предшествует [его] принятию, ни принятие не предшествует сохранению, но то и другое происходят сразу. Так же и ощущение, но при распределении по рангам одно предшествует другому.

Запечатление сенсибельных форм не означает, что эти формы как таковые оказываются в самости души, когда, пожелай она исторгнуть их наружу и прилепить к своему месту, это оказалось бы возможно для всех них, но это означает, что душа получает формы и чтойность сенсибельных вещей вкупе. Что до тех форм, что не духовны, а суть качества, то они оказываются в душе сразу же, как только чувство сталкивается с ощущаемым, причем они могут угнездиться и остаться в нем (чувстве.– А.С.), а могут и не остаться; что же до чтойности их, то именно ее получает душа, и она остается в ней навсегда. Так же и количество, возникающее от представления, то есть внутреннего воздействия на отпечатки сенсибельных вещей. Именно это укрепляет и поддерживает врожденную натуру (джибилля) души. Вот тому пример: если известна чтойность тела, а именно, что оно имеет длину, ширину и глубину, то это не значит, что известно, квадратное ли оно, или треугольное, или имеет форму истукана; или же чтойность человека, которая состоит в том, чтобы быть совершенным, разумеющим нормы вероисповедной общины, добродетельным, в целом же – живым, глаголющим, воскрешаемым, а не в том, чтобы быть белым или негром, долговязым или коротышкой, мужчиной или женщиной, старцем или юнцом, остряком или занудой. То же относится и к определениям. Все это дает душе представление; однако в совершении сего действия, именуемого представлением, душа различна: может быть так, что представление, то есть действие ее, когда она сравнивает формы, устанавливает их сходство, комбинирует и противопоставляет их, было ложным, ибо сама она была в сомнении и нуждалась в дополнительном запечатлении форм (как то бывает во сне, где мы сталкиваемся с тем, чего не существует вне души); а может быть так, что оно было верным, ибо это действие (обретение, упорядочение, установление и уравновешивание ею форм) соответствовало тому, что есть вне души, утверждено, но неизвестно.

Если производится это действие изнутри ее самости и имеются те орудия и все то, чем душа стяжает и различает {337} [формы], и она благодаря им способна это сделать, то первым результатом этих действий оказывается постепенно вызревающий в душе стыд. Это случается тогда, когда мальчик уже начинает скрывать свои порочные и дурные поступки, не желая, чтобы об этом позоре стало известно, а душа его еще не в силах предотвратить наступление сих своих безобразных действий, о которых она не хочет, чтобы они стали известны, ведь в начале она еще немощна и пуста. в этот момент ее необходимо направить на путь добронравия и исполнения законопредписанных действий, дабы окрепла в ней эта врожденная черта (джибилля), этот стыд, возрастание и усиление которого указывает на то, что субстанция ее происходит от умеренной смеси, и подсказывает, что пришло ей время устремиться к добропорядочности и без остатка отдаться исполнению божественных предписаний и познанию сенсибельных вещей, кои суть материя и форма (как, например, исполнение обязательных и предписанных религиозных деяний и их истолкование), чем будет поправлено дело и устранены имеющиеся дурные привычки ее и порицаемые склонности. И если привыкнет она исполнять божественные приказания и во всем их держаться, то повысится ранг ее, и начнет она размышлять о тех причинах, что обусловливают то сущее, которое является интеллигибельным, отделенным от материй (как, например, ангелы), а также о поддерживающих причинах практикуемого ею поклонения. И тогда, заняв сию ступень, то есть запечатлев формы сенсибельных вещей, сделав их предметом своего представления, будучи в силах исполнять и истолковывать Законоустановленные действия (кои суть исток благодати и основа всех благ), практикуя оное и тем стяжая свое совершенство, она станет как бы материей для принятия разумных форм; сие и есть та предельная цель, коей достигает она на сей ступени путем стяжания.

Итак, по порядку прежде ставится бытие души как самости и присущее этому бытию стремление во всех его разновидностях, затем – ощущение, затем, благодаря этому, представление, каковое действие ведет к избиранию (ихтияр), так что имеет место воля. Воля – это сопутствующее ощущению стремление к знаниям, а избрание бывает при представлении и различении и завершении раздумий и размышлений. Душа, являющаяся потенциальным разумом, становится таким образом сама совершающей все {338} действия: она принимает разумные и искусственные формы, различает добрые и дурные поступки и нравы, задумывается о том, что надлежит и чего не следует делать. Все ее знания двояки: знание сенсибельного и знание интеллигибельного. Сенсибельное – это то, что постигается чувством на небесах и земле и между ними, знание чего собрано в Законоустановленных действиях; интеллигибельное же – это то, что обусловлено и познано самой душою, что также собрано как смысл обрядов, исполненных истолкований и высоких соотнесенностей. Благо души разделяется соответственно на влекомое действием и влекомое знанием, а затем каждое из оных разделяется далее так, как мы о том говорили.

Итак, душа по самости едина, по своим формам и знаниям множественна, а будучи душой того или иного сущего, занимает соответствующие ранги – совсем как тот верующий, исполнивший все в религии и поклонении, поднявшийся в знании своем над всем, что связано с телесным миром и миром уложения, так что осталось ему познать [лишь] приближенные бестелесные Разумы,– и вот он подобен грозди того незрелого винограда, меняющего свою кислоту на сладость, которому остается только одно, чтобы та сладость стала действительной, или же готовому полотну, которое приняло все формы и которому остается принять лишь форму выкройки и шитья, каковая форма – последняя из форм и тот предел, за которым уже нет другого предела.

Всего сказанного правильность подтверждается источником доказательств и равновесности, делами религиозными и рангами закрепленными, кои суть весы вероисповедные. Поскольку отдавшийся делам поклонения и учащийся у проповедника образам религии верующий всецело поглощен соблюдением норм явного поклонения и познанием его обязательных установлений, законов и обрядов, того, что наносит сему поклонению ущерб и что делает его действительным, беря на веру предписания пророков и посланников, откровенные Писания и все приказания, причем отдается исключительно этому, ни о чем другом не думая, следовательно, душа скотов имеет только те знания, что связаны с интересами тела; ибо Закон и им предписываемые действия и ритуалы суть для души как бы тело: к их помощи она прибегает для стяжания добродетелей, и если у нее нет знания об установлениях и предписаниях Закона, то она не {339} может и действовать, а если она не может действовать, то не может ни стяжать добродетель, ни отойти от гнусных низостей и обрести благое добронравие. Сие знание души есть знание «о том, как»(3): опираясь на него, поддерживает она чистоту, молится и вершит прочие деяния. Итак, знание душой Законоустановленного есть то же, что знание душой скотов полезного для своего тела, благодаря коему она есть.

Поскольку после сего знания, благодаря коему свершаются деяния (то есть первое поклонение, поклонение действием), верующий научается другому, что связано со вторым поклонением, поклонением знанием, и получает знание благодаря истолкованию тех Законоположенных вещей, коими узнает он Сотворенное Богом, что и мы узнать стремимся (о том речение Божье: «Не видят ли они, как Мы устроили над ним небо и украшали его так, что нет в нем щелей»(4), а также: «Да обратит человек взор на то, из чего творится он»(5), а также: «Скажи: идите по земле и посмотрите, как Он начал творение»(6)), и в этом втором поклонении он сбирает и первое, следовательно, чувственная душа совершает как свойственные растительной душе действия, разыскивая материи для сохранения тела, так и собственные, обретая формы сенсибельных вещей, кои она познает благодаря целительным истолкованиям (как мы о том говорили в нашей «Короне разумов»); сие знание есть для нее как бы форма, на которую воздействует она своей мыслью, а если мысли у нее не будет, не сможет она возвыситься, и не приобретет добродетель, и не будет ее самости достаточно для того, чтобы ей стать могущей и бес[телесной] (муджаррада). Сие есть знание количеств, коим познается телесное сущее и число границ Божьей религии; приобретение такого знания полезно для объятия оного.

Поскольку верующему лучше вовсе быть лишенным знаний второго поклонения, чем исповедовать в нем то, что истине противоположно, следовательно, состояние чувственной души, когда она вовсе лишена знаний, выше, чем когда запечатлеет она такие формы, что противны истине. Поскольку отдавшийся поклонению верующий слово всякого притязающего на знание обольстителя, вводящего его в заблуждение и обольщение, примет скорее, нежели слово истинного наставника и учителя (ибо столь слаб верующий, что подобен и схож с обольстителем и близок с ним, а потому слово его, исторгаемое по прихоти и капризу {340} (хаван), ближе, предпочтительнее и дороже сему верующему, нежели слово ученого наставника, указующего на истину, коя есть устранение прихотливых влияний), следовательно, душа угнездена в шумных глупцах и невеждах, когда она скорее принимает слово людей испорченных, нежели добродетельных и добронравных, ибо те малоопытны и тянутся к тому, что им сродни. Поскольку обладатель доктрины и знаний не принимает другого знания, пока не убедится в неверности первого, следовательно, душа, запечатлевшая формы и объявшая их, не приемлет других, пока те остаются для нее формой. Поскольку верующий, вступивший на путь второго поклонения Господу, в начале пути своего не имеет знаний сего поклонения, следовательно, душа не имеет форм и знаний, что связаны с благом ее самости. Коль скоро верующий, поскольку он есть чистый верующий, приемлет знания, возвышается в рангах и в поклонении Господу поднимается до ступени добродетельных и благонравных, следовательно, душа, будучи субстанцией, приемлет формы и достигает в том предельных рангов благородства и совершенства.

Поскольку верующий является таковым благодаря слову, деянию и намерению (нийя), коим выправляет свои деяния и мысли(7), следовательно, душа является таковой благодаря трем вещам: страсти, негодованию и воле, кои дают бытие телесным и душевным действиям. Поскольку вступающий на путь второго поклонения не имеет сходства с добродетелями оного, не обладает ими, и они не подобны ему, пока он не обрел формы знаний сего поклонения, а когда верующий и сии знания встретятся, душа его станет носителем сих знаний, они же – несомыми ею, и тем достигнуто будет их сходство и обретена добродетель, значит, до того, как она запечатлеет формы сенсибельного (то есть сущего, сбираемого деяниями поклонения с его законами, предписаниями и деяниями), самость чувственной души с оными не схожа, а когда обретет сии формы, то станет схожа с ними и благодаря им полна. Поскольку верующий, научаясь и запечатлевая формы, становится таким же, как тот, от кого он получил сии формы и благодаря кому стал обладающим формой, следовательно, душа, обретая формы сенсибельного, становится такой же, как это сенсибельное.

Поскольку ранг веры является основой для получения степени границ, так что сей ранг есть как бы материя для {341} принятия другого ранга, а другой, принимаемый ранг – как бы форма, следовательно, в душе есть нечто, играющее роль материи, и нечто, играющее роль формы, а именно приобретенное (муктасаб), будь оно благом иль злом. Поскольку внявший [призыву] верующий внутренне, душой своей размышляет о том, чему в поклонении Богу научили его вышестоящие границы, а вовне, телом своим вершит деяния поклонения, и поскольку сие и есть стяжание, то есть – благочестие, построенное на соединении обоих поклонений, следовательно, когда душа воздействует на отделенную [от материи] форму, данную чувствами и известную благодаря [религиозным] законам, обязательным нормам и обрядам, сие действие внутри и вовне есть представление, то есть стяжание. Поскольку у верующего, воздвигнувшего столп веры своей чрез явное поклонение в слове, деянии и цели и тем внявшего зову скрытого поклонения, прежде прочего возникают благоговение и опасение допустить порочность в своей религии и поклонении, а потому он сего избегает и являет только добропорядочность и поклонение, следовательно, первое, что возникает в душе от вероисповедных деяний,– это стыд, заставляющий скрывать дурное и являть достойное.

Поскольку научающийся и обретающий знания верующий поднимается к познанию приближенных ангелов и загробного мира и различает, каковы наиболее полные и достойные поклонения обряды, законы и обязательные нормы, следовательно, на совершеннейшем из рангов запечатления форм сенсибельного и интеллигибельного, влекущем обязательные деяния и религиозные законы, душа обретает познание Сотворенных Разумов (благодаря коему пребывает) и высших ангелов и различает добро и зло, преходящее и пребывающее. Поскольку именно тот верующий, который держится обоих поклонений: явного – Законоустановленными деяниями, приносящими благонравие и устраняющими низкие, дурные и порочные нравы, и скрытого – знанием, то есть познанием сущего, границ Всевышнего, Его ангелов, Писаний, пророков и посланников, а также исполнением предписаний и запретов, что приносит познание всего предшествующего и последующего в бытии,– поскольку именно такой сбирает оба поклонения и заслуживает пребывать при Господе миров, следовательно, именно та душа, которая ощущает и познает формы и думает,– {342} именно она сбирает действия растительной и чувственной души и заслуживает воспринять светы Царства. Поскольку верующий переходит от истолкования знания [религиозных] законов и обязательных норм к познанию больших циклов, а от познания оных – к познанию выше их стоящих ангелов, следовательно, от познания сенсибельных форм, даваемых Законоустановленными деяниями, предписанными обрядами и пророческими божественными приказаниями, душа переходит к познанию Разумов, кои суть ангелы. Поскольку после стяжания религиозных знаний верующий поднимается к познанию загробной жизни, следовательно, после познания сенсибельного и интеллигибельного благодаря принятию Закона и его норм душа направляется к познанию своей самости и уразумевает ее, так что разумеющее в ней становится разумеемым, а разумеемое – разумеющим; сие достигается на конечном ее ранге.

Вот какие знания уловлены весами вероисповедными благодаря установлению взаимного равновесия, соответствия и сходства. Слава Богу, Могущественному, Всевластному, Величайшему и Вседоказующему; да благословит и приветствует Бог пророка Мухаммеда, лучшего из посланных с разъяснением и доказательством к духам и людям, а также заветника его и чистейших имамов.

(1) Коран, 16:78, С.

(2) Самостоятельное (самостоятельное) – это слово является фактически калькой арабского ка'им би-зати-хи (ка'им — букв.: «стоящий», би-зати-хи — «благодаря самому себе»). Становится – якум – т.е. превращается в самостоятельную.

(3) В оригинале 'ильм кайфийя, букв. «знание о качестве». Ниже оно противопоставляется «знанию о количестве»; в первом случае речь идет о том, как, а во втором – о том, сколько, причем эти как и сколько относятся к совершенно разным объектам (как выполнять религиозные ритуалы и только имеется рангов иерархии сущего) .

(4) Коран, 50:6, С.

(5) Коран, 86:5, С.

(6) Коран, 29:20, К.

(7) Аль-Кирмани имеет в виду одну из максим ислама: «Деяния расцениваются по намерениям» (аль-а'маль би-н-ниййат).